Вернувшись домой, я действительно постарался выбросить эту нелепую историю из головы. Честно говоря, я и подумать не мог, что Иван Платонович способен так злиться, тем более по такому пустячному поводу. «О-о, вы его совсем не знаете, — поведала мне шепотом Антонина Павловна, когда мы пили чай на кухне. — В молодости у меня иногда мелькала мысль, что я вышла замуж за сумасшедшего. Но потом ничего, привыкла. Он со странностями, но милый человек. Главное, его не раздражать».
Антонина Павловна — замечательная женщина, подозреваю, что, если бы не она, Иван Платонович давно бы оказался в одной из комнат под завалом из книг, газет, каких-то важных бумаг, голодный и растерянный, не зная, как приготовить себе бутерброд и с недоумением взирая на грязные окна, сквозь которые не пробивается солнечный свет. Дело в том, что, как мне кажется, Иван Платонович сноб. Он считает, что всякий труд, кроме интеллектуального, не достоин его внимания. Он с таким воодушевлением иногда рассказывает о благородной жизни дворян в 19 веке, что, мне кажется, он мечтает просыпаться утром и кричать нечто вроде: «Сенька, одеваться! Умываться мне! Да самовар поставь, да ватрушек! Эх, пронестись бы по полю поутру! Седлай мне коня!» Ну и так за книгами, ватрушками, размышлениями о судьбе страны провести оставшиеся годы.
«Милые люди», — думал я у себя дома, гладя рубашку на завтрашний день. Если честно, я иногда завидую Ивану Платоновичу: хорошо обставленная квартира, небольшой, но постоянный доход, жена, которая печет пирожки и убирает разбросанные тобой вещи, веселая внучка, дети не досаждают своими проблемами. Не надо бежать утром на работу… Знаете, наверное, я не из тех, кто в восторге от своей работы. Мне всегда хотелось заниматься чем-то необычным, даже экстремальным. Я бы с удовольствием работал тренером по конному спорту или тренером по прыжкам с парашютом. В детстве я хотел быть летчиком, каскадером, пожарным, капитаном корабля или геологом. Я обожал романы Жюля Верна и Александра Дюма. Я и не думал, что большую часть своей жизни буду проводить в офисе, пытаясь продать оборудование. Я не думал, что когда-нибудь буду завидовать какому-нибудь Ивану Платоновичу.
На следующее утро я опаздывал на работу в отличном настроении. Частые опоздания — это тот уровень риска, который мне просто необходим каждый день. Хорошо, что у меня есть работа! Я прилично одет, исправно плачу за квартиру, обедаю не в самых дешевых кафе. Все же, продавать оборудование — это лучше, чем вообще нигде не работать. Уж поверьте мне, этот холодок по спине, когда ты месяцами не можешь найти себе приличного места, а сбережения тают на глазах, мне хорошо знаком.
Прошло несколько дней. Как-то вечером раздался телефонный звонок, это была Света. По характеру она немного похожа на своего дедушку.
— Мне надо с вами поговорить, — сказала она, чуть ли не заговорщическим шепотом. — Давайте завтра встретимся. В сквере. Третья лавка с главного входа. В восемь часов вечера.
Девушки редко приглашают меня на свидания, поэтому я согласился, хотя и догадывался, что речь при встрече скорее всего пойдет о странностях Ивана Платоновича.
На вид Свете не дашь больше двадцати лет, хотя ей полгода назад стукнуло двадцать пять (она так мило расстраивается, когда задумывается над этим). После окончания института она устроилась работать в библиотеку и, по словам Ивана Платоновича, с тех пор была по горло занята систематизацией библиотечного фонда а также подготовкой различных тематических вечеров и встреч с местными писателями, преподавателями и различными деятелями.
По-видимому она пришла чуть раньше назначенного времени и, от нечего делать, кормила голубей чипсами. Наверное, она одна из тех людей, которые абсолютно не думают, что их благотворительность вовсе не является благом для тех, на кого она направлена.
— Опаздываете, — ответила она коротко на мое приветствие. — Ну, как вы намерены выкручиваться?
— Это вы о чем?
— О статье, конечно. Или о рассказе. Я узнала электронный адрес этого человека.
— Вот и отлично, отдайте его дедушке.
Она нахмурилась и какое-то время молчала.
— Ну хорошо, я вам признаюсь. Я не узнавала адреса, мне было некогда. И вообще, это выглядело бы странно. Мне не хочется, чтобы дедушка писал этому человеку. Словом, я зарегистрировала обычный почтовый ящик и отдала адрес дедушке. Пусть пишет письма.
— Тоже неплохая мысль. А вы не думали, что он может позвонить в редакцию и узнать правду?
— Зачем ему это? Ведь автор статьи будет ему отвечать.
— А-а.
— Держите адрес, — и она передала мне маленький листок с каракулями.
Я отказался его брать.
— Уж не хотите ли вы возложить на меня эту почетную обязанность: сочинять письма вашему дедушке?
— Если это буду делать я, то это будет совсем некрасиво.
— Я не собираюсь обманывать добрейшего человека.
— Но дедушке просто нужно общение. Объясните ему, что цените критику, что ничего не могли поделать с собственным воображением, что обязательно исправитесь, рады знакомству. Коротко и вежливо.
— Да не хочу я этим заниматься, вы думаете, мне нечего делать? Я еще понимаю Ивана Платоновича, но у вас откуда ко мне такое доверие?
Она отвернулась. Ветерок играл прядкой её волос. У неё стало такое грустное выражение лица, что казалось, еще немного — она расплачется.
— Бедный дедушка, — вздохнула она. — Все будут смеяться над его чудачеством. Все друзья и знакомые этого писаки, вся редакция.
— Вы слишком много придаете этому значения. Какое вам дело до того, что скажут все эти люди? Вы их никогда не увидите. И потом, вас не волнует, что подумаю об этом я?
— Нет, — сказала она, глядя на меня большими глазами. — Вы не будете смеяться над ним. Вы не такой человек.
Что-то в её голосе мне напомнило интонацию, с которой Иван Платонович говорил о том, что я смелый и великодушный, но я отогнал от себя эти нехорошие мысли.
— Ладно, давайте ваш листок, может быть что-нибудь придумаем. Что, он действительно переживает?
— Да, каждое утро он пишет новый черновик письма. Взял в библиотеке книги по краеведению и зачитывает их бабушке. Но, мы думаем, это долго не продлится, обязательно произойдет что-нибудь другое и он успокоится. Я отдала ему этот адрес позавчера. Письмо уже пришло.
Я был просто сражен этим известием. Автор статьи молчал уже сутки, он игнорировал Ивана Платоновича.
— Да, не затягивайте с ответом. Постарайтесь написать ему сегодня — завтра… Послушайте, я бы не обратилась к вам с этой просьбой, если бы не знала, что вы его друг. Он так часто о вас говорит. Мы с бабушкой поначалу были удивлены, но потом поверили. Я даже когда-то ревновала его к вам. «Федя сказал то, Федя сказал это. Какой толковый молодой человек», — так он о вас говорит.
Она посмотрела на маленькие часики:
— Ну, мне пора, — она поднялась и церемонно протянула мне руку: — Рада была знакомству. До свидания.
Она ушла. Я опустился на лавку. Вечер был теплый, начинало смеркаться. Мимо пролетела летучая мышь. Влюбленные парочки и пенсионеры с маленькими собачонками прогуливались туда-сюда. Я был одинок в этот майский вечер. Немного прогулявшись, я вернулся домой.
Письмо от Ивана Платоновича было сдержанным и холодным. Он не задавал провокационных вопросов, не язвил, не сыпал остротами. Это было письмо воспитанного человека. Я написал ему короткий ответ, мол, согласен с его критикой, обязательно приму к сведению его замечания, очень рад, что он обратил внимание на мою статью. Я мог собой гордиться. Заснул я в прекрасном настроении, предварительно почитав томик писем Ч. Диккенса.
Следующим утром меня разбудил телефонный звонок Ивана Платоновича.
— Это неслыханно! Это немыслимо! Как можно было такое сделать!
Спросонья я испугался, что меня разоблачили и уже хотел было начать оправдываться, но тут проснулся мой здравый смысл и я, как мог спокойно, спросил, что произошло.
— Он мне ответил! Он посмел мне ответить и даже спорил! Каков! Вот, послушайте, что он мне пишет.
Я терпеливо выслушал собственное письмо.
— Ну, что вы на это скажете? — вопрошал Иван Платонович.
— Да-а, — протянул я.
— Нет, так нельзя оставлять. И самое главное, вы бы видели, что он напечатал в новом номере. Я как раз вчера вечером его купил. Призраки у него уже бродят по всему городу. Их невозможно остановить! Он перепутал названия всех улиц! Ха! Вы бы почитали, во что они одеты. Я вам говорю, в прошлом веке так не одевались. Как не стыдно. Но этого ему показалось мало. Вот послушайте: «Вдруг один из прохожих заметил бегущего гнома». Гномы! У нас в городе уже гномы, и гоблины, и всякая западная нечисть! Я вас спрашиваю, у нас что, нет своих леших и кикимор? Почему хоббиты разгуливают по нашим улицам, по какому праву?
— Да, это перебор.
— Это вызов! и я так этого не оставлю! Я вас, наверное, разбудил, но я не мог поступить иначе. Я возмущен. Сейчас же, после завтрака, сяду писать ему письмо, пока он еще что-нибудь не выдумал и не развратил наших горожан своими рассказами. Ха! Скоро они будут Сигизмундами или какими-нибудь Дженеврами. Сначала гоблины с хоббитами да гномами, а потом что? Скажете, Бабы Яги никогда не существовало? Про Соловья-разбойника забыли? Не-е-ет, шутишь брат, мы еще поборемся. Хотел бы я увидеть этого писаку. Я хоть и стар, но… но в молодости я отлично дрался на кулаках. Не переживайте, мой друг, все уладится.
И послышались гудки.