Недавно в интересном месте прошла выставка, посвященная дворянскому быту и культуре 19 столетия. Выставку, посвященную крестьянскому, мещанскому и быту рабочих 19 века решили не проводить потому, что с того времени он изменился незначительно, а следовательно, мало кому может быть интересен.
Молотки, чугунки и ухваты, веретено и ткацкий станок, косы, портянки вряд ли бы стали объектом пристального внимания домохозяек, студенток, и работников бюджетной сферы — словом, всех тех, кто наделен слишком живым и утонченным воображением. Пожелтевшие от времени бальные перчатки госпожи Т., брошка двоюродной племянницы графини С., корзиночка для рукоделия госпожи Н., а также спицы, чьи-то бальные туфли, томик стихов на французском, чья-то табакерка прелестной работы, чернильница, гусиное перо, веер, альбом с рисунками, тазик для умывания — вот, пожалуй, и всё, что удалось сохранить и представить на выставке, посвященной быту обеспеченных людей 19 века. Нам удалось поговорить с одним из организаторов выставки мадемуазель Н.Н. (она сама настоятельно попросила обращаться к ней именно так, не смягчая «л», и стараясь произносить носовые гласные).
— Это знаковое событие для все нас, — сказала она, благоговейно склоняясь над пожелтевшими перчатками. — Мы рады, что интерес к вещам, принадлежащим дворянскому сословию 19 века пробуждается у наших сограждан, ведь без прошлого не может быть и будущего.
— А чем была знаменита, например, госпожа Т., чьи перчатки аккуратно разложены под стеклом?
— О-о, это была очень эксцентричная женщина. Говорят, она любила скакать на своем вороном коне в непогоду, в дождь, в бурю. Крестьяне могли видеть её, проносящуюся по полю в роскошной амазонке и в шляпке. У неё был единственный сын…
(Почему-то в подобных рассказах сын или муж помещицы всегда выступает менее положительным героем, он должен пить или проматывать состояние, но в данном случае все обошлось.)
— У неё был сын, — продолжала мадемуазель Н.Н., — очень образованный молодой человек, он любил поэзию, умел рисовать акварелью (сохранилось несколько набросков), в совершенстве владел французским и английским. Все члены семьи госпожи Т. были очень воспитанными и спокойными людьми, их поместье можно было назвать образцовым. Дом помещицы Т. обслуживало восемнадцать семей и я могу сказать, что даже я в какой-то мере причастна к этой уникальной семье, — добавила мадемуазель Н.Н. чуть-чуть покраснев.
— Как интересно…
— Мой прапрапрапрапрапрапрадедушка служил истопником в доме помещицы, и можно предположить, что он даже с ней заговаривал. Возможно, она могла, например, сказать, что в комнате слишком жарко или слишком душно, и тогда мой прапрапрапрапрапрапрадедушка мог ей ответить, например: «Слушаюсь» или «Извольте». Был такой ещё интересный случай из жизни этой уникальной женщины. У неё была крепостная девушка Аглая, вышивальщица. Как-то раз дед помещицы — человек вспыльчивый и уже пожилой — рассердившись, неудачно ударил её серебряным подсвечником по голове и выбил глаз, и ещё нечаянно сломал ей руку, как раз правую. Девушка не смогла больше вышивать, но помещица нашла ей другую работу в особняке и не стала её отправлять ни на скотный двор, ни домой, отлично понимая, что молодая девушка отвыкла от крестьянского труда, будет в тягость родителям и те не смогут выплачивать оброк. Можно сказать, что помещица Т. была добрым и справедливым человеком, в её поместье мало кто умирал от побоев, конечно, могли высечь, побить палками, посадить в погреб на цепь, но от этого никто не умирал сразу.
В это время послышалась музыка: легкий воздушный вальс словно подхватил последние слова мадемуазель Н.Н. и закружил их в счастливом вихре по залу. Вот девушка в белом длинном платьице присела в реверансе, отвечая на поклон высокого молодого человека не старше тридцати лет — это были участники недавнего осеннего платного бала, научившиеся танцевать вальс, мазурку, кадриль и контрданс. Пара легко заскользила по старому паркету. Когда последние звуки вальса смолкли, раздались аплодисменты. Запыхавшаяся счастливая девушка снова присела в реверансе и раскрыла пластмассовый веер, молодой человек взял её за руку и отвел к деревянным стульям у окна.
Пожелав всего хорошего мадемуазель Н.Н., мы поспешили к замечательной паре у окна.
— Почему вы решили принять участие в этой выставке?
— Ну это как бы культура, — ответил молодой человек. — Я считаю, что как бы необходимо принимать какое-то участие в таких мероприятиях.
— Ведь действительно, без прошлого не может быть и будущего, — добавила девушка.
— Да, — продолжил её партнер по танцам. — Я считаю, что как бы любой современный молодой человек обязан как бы интересоваться подобными вещами.
— На самом деле это очень интересно, — поспешила ему на помощь девушка. — На самом деле это классно, необычно и ну просто вау, у меня нет слов, это незабываемо и мы на самом деле очень рады, что мы принимаем участие в подобных мероприятиях. потому что я считаю, что мы должны помнить свои корни, свою историю.
— Да, это так. Может быть, кому-то это может показаться ненормальным и кто-то предпочитает проводить время перед телевизором, — заметил молодой человек, — но как бы это неправильно, как бы так не должно быть.
— На самом деле я не понимаю этих молодых людей, которые ничем не интересуются, вообще, не читают книг, на самом деле не знают, кто такой Жан-Поль Сартр и вообще просто с ними на самом деле не о чем говорить даже. Поэтому мы всех призываем на самом деле принимать участие в подобных выставках, больше посещать их, интересоваться, вот.
-Да и как бы помнить о том, что без прошлого не может быть и будущего.
— На самом деле да.
Наконец, нашей корреспондентке удалось вырваться из словесного потока говорливой парочки и, одурманенная запахом чьих-то духов, она поспешила к выходу. Но у самой двери была перехвачена мадемуазель Н.Н., пожелавшей ей сообщить, что каждый воспитанный и неравнодушный человек может принять участие в возрождении культуры, пожертвовав символическую сумму денег для того, чтобы оплатить шампанское и бутерброды, съеденные в течение вечера наиболее почетными гостями.
— Принимаете ли вы пожертвования через перевод?
Лицо мадемуазель Н.Н. вытянулось и она холодно ответила, что нет, пока нет, просто каждый, как гусар, бросает на поднос деньги. Если немного подождать, то как раз должна подбежать, звеня монистами, белокурая цыганка в длинной юбке. Кажется, она просто замешкалась, ах, как жаль, что сейчас не девятнадцатый век. Вы не находите?
— Нет, не нахожу, — отважно ответила наша корреспондентка и вышла на улицу.
«Как хорошо, что сейчас не девятнадцатый век, большинство людей ест вдоволь, живет в тепле и никто безнаказанно не бьет их по голове подсвечниками, в перерывах между рисованием и чтением стихов», — поделилась с нами своими мыслями Полина, шагая по поскрипывающему снегу и глядя на далёкие звёзды.
Мимо пробегали потомки крепостных, рабочих крепостных, мелких чиновников и купцов, все они спешили домой, к горячему ужину и мягким диванам, кощунственно не обращая ни малейшего внимания на перчатки помещицы Т. и чей-то тазик для умывания, выставленные в интересном месте и собравшими вокруг себя так много тонких и возвышенных натур, что бутербродов на всех не хватило.